RSS

Архив за день: 20.04.2011

Возможности и издержки иммиграции


ИНТЕРВЬЮ С ПРОФЕССОРОМ ЭКОНОМИКИ КАЛИФОРНИЙСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ФИЛИППОМ МАРТИНОМ И КОНСУЛЬТАНТОМ МЕЖДУНАРОДНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА (ООН) МАНОЛО АБЕЛЛА
Что вы можете сказать об истоках и масштабах проблемы миграции?
М. А.: Вы сказали о проблеме, но, может быть, это вовсе не нужно рассматривать как проблему. Если говорить серьезно, то миграция — это эффект глобализации, которая не столько выровняла размеры доходов различных государств, сколько привела к существенному увеличению разницы между ними. Поэтому естественно, что люди стремятся переехать в страны с высокими доходами. Миграция мотивируется глобализацией, которая создает новые возможности для людей, желающих переехать. В то же время более развитые страны с трудом могут сегодня принять и ассимилировать иммигрантов. Проблема состоит в том, что экономические выгоды миграции вступают в конфликт с социальными проблемами и нарушают хрупкий баланс сложившегося политического консенсуса в отдельных странах.

Мы знаем о нескольких великих «переселениях народов». Самые недавние — эпоха Первой и Второй мировых войн. Насколько сегодняшние масштабы миграции сравнимы с этими историческими передвижениями людских потоков?

Ф. М.: Это непростой вопрос. Очень трудно проводить подобные аналогии. Мигрантом, согласно определению ООН, считается тот, кто пересек границу государства и пребывал за границей более года. Если меньше стран, меньше национальных границ. В XIX в. в мире насчитывалось 43 суверенных государства. Сегодня — около 200 государств, а значит и больше границ, через которые двигаются люди. В силу того, что стало больше границ, потенциал миграции увеличился. Только в 1920-х гг. США стали осуществлять патрулирование границ. Еще в 1941 г. у нас фактически не было паспортов. Только в 1940-е гг. мы стали в массовом порядке получать паспорта. А до того люди из Европы могли приезжать в Америку без паспортов, без виз. Поэтому практически невозможно проводить параллели с миграцией в прошлом и сейчас, в XXI в.

Сегодня мигрантов насчитывается в мире около 200 млн. человек, то есть около 3 процентов населения, грубо говоря, один человек из 33-х. В России, согласно данным ООН, по-моему, 12 млн. иммигрантов. В США — около 36 млн., то есть более всего в мире. Россия занимает второе место в мире. Однако, сравнивая с прошлым, хотя пропорционально к населению уровень миграции в США сегодня ниже, чем раньше, количество мигрантов увеличилось. Я полагаю, что примерно так же выглядит картина глобально: пропорционально к населению количество мигрантов ниже, а количественно выше. Не все страны похожи на США и Россию. Скажем, в таких больших странах, как Китай или Бразилия, проблемы миграции почти неизвестны.

Почему же сегодня, когда количество мигрантов пропорционально ниже, чем в прошлом, эта проблема вызывает столь острые политические дебаты?

Ф. М.: Есть несколько причин. Во-первых, сто лет назад не было никаких особых выгод переезжать в другую страну. Лет сто назад в США не существовало никаких пособий…

М. А.: Не было государства всеобщего благосостояния…

Ф. М.: До Первой мировой войны фактически не существовало налоговой системы. Тогда нельзя было сказать, что иностранец что-то «отбирает» у местных. Ему нечего было взять. Во-вторых, в ходе прошлого века произошло действительное развитие национальной идентичности. Сегодня мы предпочитаем говорить о себе как об американцах, а не об ирландцах или немцах. В-третьих, многие иммигрантские сообщества — США или Бразилия — были молодыми. Бедными были и американцы, и совсем недавние иммигранты. Сегодня иммигранты приезжают в страну, где американцы стали богаче и «старше». Констраст между только что приехавшими и американским населением стал разительным.

Сто лет назад Канада оплачивала дорогу иммигрантам, чтобы стимулировать их приезд. На североамериканском континенте царила другая ментальность.

М. А.: В некоторых частях Европы иммиграция влияет на высокий уровень безработицы. Отчасти потому, что рынок труда стал не таким гибким, как в прошлом. Такие страны, как Франция, сталкиваются с проблемой либерализации рынков труда, в частности, из-за возросшего политического влияния профсоюзов. Однако исследования показывают, что в целом иммигранты больше дают странам своего пребывания, чем берут. В некоторых странах, особенно там, где разрешена семейная миграция, существует тем не менее сильное предубеждение, что иностранцы — это новые иждивенцы. Но иногда социальные службы государств организованы таким образом, что они не мотивируют мигрантов к работе: разница между зарплатами и пособием столь незначительна, что ради работы иммигрант не всегда хочет жертвовать своим пособием, которого он сразу лишается, если найдет работу. Они остаются зависимыми от государства, даже если хотят работать.

Некоторые левые говорят, что источником сегодняшних проблем является противоречие между мобильностью капитала и ограничениями на движение рабочей силы. Насколько такой взгляд отвечает реальности?

Ф. М.: Это — упрощение. Люди — не то же самое, что товары или капиталы. Автомобиль останется автомобилем, будет он в Москве или же Нью-Йорке. Автомобиль остается самотождественным, а человек имеет тенденцию претерпевать изменения, менять свои взгляды и намерения.

М. А.: Люди и капиталы — не одно и то же. Поэтому национальные сообщества очень по-разному относятся к приходу капиталов и к приезду людей в свои страны. Очень трудно даже продвинутым сообществам привыкнуть к неожиданному появлению большой и зримой группы иностранного, непохожего населения. В Германии, например, иностранцы составляют 9 процентов населения. Политическая оппозиция приходу иммигрантов в Европе гораздо сильнее, чем в США, более остро проявляется ксенофобия и расизм. Неудачи европейских государств интегрировать иммигрантов связаны, на мой взгляд, с институтами государства всеобщего благосостояния. В Нью-Йорке я встретил одного таксиста афганского происхождения. Он мне сказал, что сейчас он строит себе дом, но вынужден ради этого очень много работать. В Европе иммигранты все еще крайне зависимы от государства и его пособий.

Ф. М.: Мне кажется, в России следует задаться вопросом: что самое худшее, что может сделать иностранец в вашей стране? В Германии на подобный вопрос можно ответить так: он может занять хорошее рабочее место, которое могло принадлежать немцу. В США, где нет столь пристального надзора за рынком труда, самое худшее, что может сделать иностранец — получить пособие. Согласно теории, если ты въехал в США и платишь налоги, даже работая нелегально, — все в порядке. В этом самый большой контраст между проблемами иммиграции в таких местах, как США и Европа.

Вы говорили о неудачах некоторых государств интегрировать иммигрантов. Можно ли говорить о «хороших» технологиях интеграции?

Ф. М.: Интеграция — никогда не была простым процессом. Каждая новая группа иммигрантов, которая въезжает в нашу страну, будет неизбежно изменять нас самих, нашу идентичность. Изменяются и они, и мы.

Изменяться — это нормально. Может быть, иммигранты изменят нас к лучшему?

Ф. М.: Проблема всех индустриально развитых стран в том, что мы стареем. Это одно из главных современных изменений. А страны, которые стареют и более всего нуждаются в иммигрантах, оказываются наименее способными к их интеграции. Ведь иммиграция — это изменения в языке, идеях, в еде, в одежде, в религии. Столь сильные изменения в нас самих под влиянием миграции и привели к сегодняшней всеобщей одержимости вопросами об идентичности: что такое немец, что такое канадец, русский и пр. Более молодым сообществам гораздо проще приспособиться к мигрантам.

Несмотря на всеобщую одержимость проблемами идентичности, вероятно, универсального рецепта управления миграционными процессами не существует?

М. А.: Совершенно верно. Год назад в рамках Международной многосторонней комиссии мы потратили много времени для определения наилучших практик, решающих проблемы, сопутствующие миграции. Успешных практик довольно много. Обобщая, можно сказать, что к наибольшему успеху приводят те, которые предоставляют мигрантам непосредственный и беспрепятственный выход на рынок труда. В некоторых странах очень трудно прийти к какому-то консенсусу по этому вопросу. Поэтому нужен довольно длительный консультационный процесс, чтобы люди решили, сколько иммигрантов им нужно. Если государство просто откроет двери, оно спровоцирует большое негодование. В Швейцарии около 20 процентов рабочей силы — иностранцы, но там регулярно проходят референдумы по вопросам миграции, где фактически решается вопрос о том, как много иммигрантов им нужно. Именно потому, что используются институты прямой демократии, в этой стране нет таких больших проблем с иностранцами, как в Германии или даже Голландии.

Ф. М.: Есть две крайности в политике по отношению к иммигрантам. Одна крайность — отменить границы. Другая — отменить иммиграцию. Очевидно, что оба подхода нереалистичны. Нужна регуляция. Но для этого необходимо решить, в чьих интересах следует регулировать иммиграцию. Выгодней приглашать тех, кто внесет наибольший вклад в развитие национальной экономики. Наилучшим выбором было бы впускать молодых людей, образованных, говорящих на вашем языке, может быть, с деньгами. Однако, следуя таким критериям, миграционная политика была бы далекой от тех процессов, которые происходят в реальной жизни. Возникает потребность изменить, приблизить наши критерии к реальности. Может быть, взять больше женщин и детей? Но что они смогут сделать для экономики? В целом, та человеческая масса, которая приезжает в страну, в совокупности дает небольшой позитивный прирост. Прирост есть, но очень небольшой. Вокруг таких вопросов и идут дебаты в большинстве стран, принимающих мигрантов.

А насколько адекватно структурированы эти дебаты в Америке?

Ф. М.: Не очень адекватно. Именно вокруг крайностей: либо нет границ, либо отменить иммиграцию. Скажем, в пользу первой крайности высказываются в основном представители католической церкви, большинство организаций, представляющих мигрантов, большинство работодателей. В пользу второй крайности часто высказываются представители экологического движения, профсоюзы, а также те, кого мы называем культурными консерваторами.

С точки зрения экономики, наибольшую выгоду от миграции получает мигрант, но от нее в выигрыше также оказываются работодатели, которые покупают более дешевую рабочую силу.

М. А.: Иногда ярыми противниками иммиграции являются недавние иммигранты, которые опасаются конкуренции с вновь прибывшими.

Существуют ли экономические модели, предлагающие подсчеты того, насколько выгоден или невыгоден иммигрант?

М. А.: Трудно дать какие-то обобщенные подсчеты, поскольку ситуация от страны к стране очень разнится. Возьмем, например, Калифорнию, где в сельском хозяйстве использовался труд рабочих из Мексики. Они были заняты в производстве томатов в военный и послевоенный период. Но затем гораздо более рентабельным стало использование машин, а не живой малопроизводительной рабочей силы. Ситуация меняется и меняются представления о рентабельности.

Ф. М.: Если говорить о США, где некоторые мигранты могут иметь зарплату 50–60 тыс. долларов в год, тогда естественно ожидать от них существенного вклада в национальную экономику. Наша экономика очень большая, и место на рынке труда можно найти. Естественно также, что новый человек, получивший работу, способствует экспансии экономики. Он не только платит налоги, но производит продукт и прибавочную стоимость, получает зарплату, тратит деньги в супермаркете и магазинах, поддерживая спрос. Для США от среднего мигранта можно ожидать такой доход: если он окончил колледж, то он может принести 200 тыс. долларов, но если у него нет среднего образования, тогда получается отрицательный показатель — минус 30 тыс. долларов. Эти подсчеты делаются на основе некоторых допущений: сколько иммигрант зарабатывает, сколько могут зарабатывать его дети, внуки, какие налоги они будут платить. Самый лучший показатель, по которому можно судить об успешности интеграции, — это уровень образования. Чем выше образование, тем больше шансов, что интеграция будет успешной, что иммигрант овладеет языком, необходимыми трудовыми навыками.

Какова структура иммиграции в США: преобладают образованные или неквалифицированные рабочие?

Ф. М.: Это просто объяснить. Думаю, что данное объяснение будет также верно и для России. Структуру местной рабочей силы в каждой индустриально развитой стране можно изобразить в виде ромба. В верхней, узкой части ромба — те немногие, которые имеют хорошую квалификацию, высшее образование. Средняя, самая широкая, часть — то большинство рабочей силы, которое имеет среднее образование. В нижней, узкой, части — то меньшинство, которое не имеет среднего образования. Иммиграция в индустриально развитые страны скорее имеет форму песочных часов. Приезжает довольно много людей с хорошим образованием — работники для сектора высоких технологий, врачи и пр. Но много приезжает и неквалифицированных работников, у которых практически нет хорошего образования. Очень мало приезжает, так сказать, средних слоев, со средним образованием — именно они образуют узкое горлышко песочных часов.

Мигранты, составляющие верхнюю и нижнюю части «песочных часов» количественно одинаковы?

Ф. М.: Нет. Больше тех, кто составляет нижнюю часть фигуры.

Можно ли сравнить современные процессы иммиграции с урбанизацией, которую пережили относительно недавно большинство развитых стран? Ведь был похожий конфликт культурных идентичностей между жителями городов и сельской местности, была граница экономическая и даже правовая между городами и селами, которая регулировала приток рабочей силы в города. В СССР, скажем, это была прописка, не все колхозники имели внутренние паспорта.

М. А.: Не думаю, что была большая культурная проблема. Города всегда находились в зависимости от поставок из сельской местности. Они были гораздо более терпимы к приезжим из деревень…

Не думаю, что исторически это верное наблюдение. В европейских городах были очень жесткие правила, в соответствии с которыми предоставлялось городское гражданство.

Ф. М.: Аналогию можно найти в движении черных из южных штатов США в города. Поскольку они были формально свободны и могли идти куда хотели, изобретались очень изощренные правила. Например, если у тебя нет при себе пяти долларов, тебя могли объявить преступником. Ведь именно у черных было мало денег и всем было известно, что они приходят из сельских южных штатов. Поэтому такие формальные поводы могли использоваться в целях контроля. Конечно, сходных моментов довольно много, но после Второй мировой войны политическим идеалом стало единство народа. И многие правительства тратили большие средства на строительство жилья для пришедших в города сельских жителей. В США было такое правило: приехавший в город не мог рассчитывать на помощь, если не проживет на новом месте шести месяцев. Это стимулировало вновь прибывших, прежде всего, к поиску работы.

Есть ли коэффициенты, которые могли бы оценить способность страны принимать, абсорбировать иммиграцию?

Ф. М.: Такого рода рейтинги очень трудно делать. Скажем, в Канаде — самый высокий коэффициент иммиграции. Каждый год население растет на один процент за счет иммиграции. Фактически ежегодно к ним приезжает около миллиона иммигрантов. Еще около миллиона приезжает нелегально. Но они даже не набирают столько иммигрантов, сколько им хочется. Если посмотреть на разные страны с точки зрения их способности абсорбировать миграцию, то на одном полюсе мы увидим Японию со способностью близкой к нулю, на другом — Австралию или Канаду. Но я не думаю, что существуют научные инструменты, которые могли бы объяснить сегодня такую разницу.

М. А.: Но можно сказать, почему в некоторых странах такая способность низкая. Когда вы видите, что во Франции уровень безработицы среди иммигрантов в три раза выше, чем среди французов, тогда понятно, что страна стоит на пределе своих способностей абсорбировать мигрантов. Когда в стране уровень безработицы как для местных, так и для иммигрантов, одинаковый, тогда можно сказать, что интеграция осуществляется нормально.

Что вы думаете о специфике процессов иммиграции в Россию?

Ф. М.: Россия в настоящее время развивается очень быстро. У вас сейчас около 500 тыс. легальных рабочих-иммигрантов и где-то в десять раз больше нелегальных рабочих-иммигрантов. Одновременно происходит сокращение населения и местной рабочей силы. В этой ситуации, чтобы поддержать дальнейший экономический рост, логично предположить, что России понадобятся трудовые ресурсы, и она постепенно начнет превращаться в страну иммиграции. Какие здесь у вас резервы? Вы можете принять около 20 млн. русских, которые живут за пределами России. Кроме них, в странах СНГ есть масса людей, которые уже говорят по-русски и хотели бы жить в России. Вашей стране нужна эффективная политика в данной сфере, предполагающая два подхода. Первый ориентируется на постоянное проживание иммигрантов. Тогда политика должна быть максимально селективной. Она должна строиться на основе структуры предложения, то есть учитывать такие характеристики иммигрантов, как языковая или культурная близость, уровень образования, возраст. Второй подход ориентируется на временную миграцию. Тогда мигранты будут заняты в основном в сезонных работах, в сельском хозяйстве, на стройках и пр. Россия должна думать об иммиграции именно в контексте нынешнего довольно сильного экономического роста и сокращения собственных трудовых ресурсов.

М. А.: Многое зависит от политического выбора вашего правительства и народа. Если процессы миграции не будут регулироваться, то в результате может наступить хаос. Если к вам приезжает около 500 тыс. человек ежегодно, вы должны думать о способности вашего общества их интегрировать или абсорбировать. Мне кажется, что для решения проблем, связанных с миграцией, у вас есть возможности. Прежде всего, гигантская территория. При этом есть трудности в том, чтобы убедить население переехать в другие регионы, которые следует развивать… Чтобы управлять иммиграцией, нужна довольно сложная политическая система, которая могла бы позволить реинтегрировать регионы бывшего Советского Союза — Кавказ или Среднюю Азию. Если люди почувствуют, что могут спокойно пересекать границы туда и обратно, тогда у них не возникнет желания поселяться здесь навечно. Но если вы создаете массу препятствий для проживания на вашей территории тем же таджикам или грузинам, тогда они будут цепляться за всякую возможность, чтобы закрепиться и остаться здесь. То есть вам было бы целесообразно восстановить возможности относительной свободы передвижения, которые были прежде в СССР. Совершенно очевидно, что наращивание рабочей силы за счет иммигрантов — это важнейший элемент продолжения экономического роста России. Вам необходимы трудовые ресурсы. В будущем эта проблема нехватки рабочей силы будет только обостряться, поскольку в соседних с вами странах также наблюдается относительно небольшой прирост населения.

Ф. М.: Сколько процентов россиян живет сегодня в сельской местности?

Около 30 процентов, по-моему.

Ф. М.: До сих пор 30 процентов! Тогда в следующие 10–20 лет у вас будет большое движение из сельских районов. В особенности молодежи. И они будут также пересекать границы. В Польше около 20 процентов живет в сельской местности. Именно поэтому так много поляков уезжает сегодня за границу. В Великобританию и другие европейские страны. Там их ожидает лучшее будущее. Есть ли в России средства для того, чтобы стимулировать сельскую молодежь приезжать в российские города? Такой массив жителей в сельской местности — это еще один ваш резерв, пока еще неиспользованный ресурс рабочей силы.

Беседовал Руслан Хестанов

Редакция журнала «Прогнозис» выражает благодарность фонду «Наследие Евразии» и депутату Государственной Думы РФ Евгению Иванову за организацию интервью.

Обсудить на форуме

 
Комментарии к записи Возможности и издержки иммиграции отключены

Опубликовал на 20.04.2011 в Иммиграция, Публикации

 

Метки: ,

Аргентина — Национальная психология и поведение



“Убери Futbol, asado y manana – и Аргентина не будет существовать”
Сами аргентинцы теряются в догадках по поводу самих себя. Как быть с прошлым? История у страны короткая, испанские конкистадоры пришли сюда в первой половине XVI века — аргентинцы преимущественно сознают себя европейцами в изгнании, не связанными ни с какой местной традицией, в отличие от других латино­американских стран с сильными доколумбовыми чувствами (как, например, Перу, Боливия, Мексика, Гватемала), и таким образом — наследниками всей западной культуры.

Тревожное ощущение, что они живут запасами, полу­ченными у Европы взаймы, влекло и влечет аргентинцев в разные стороны. То искать почти неразличимые корни в индейском прошлом или в мифологизированном образе пастухов — гаучо (при том, что 86 процентов населения Аргентины — горожане). То — духовно брататься с Испанией и католической церковью. То домогаться диктатуры пролетариата или чего похлеще.

Поиски не раз охлаждались земными, весьма характерными для Аргентины национальными катастрофами — образцово жестокими военными переворотами и глубокими экономическими кризисами. Коллективное аргентинское сознание как бы ищет себя в глазах мира, хочет быть на уровне мировых стандартов. Быть не хуже других.

Писатель Витольд Гомбрович, долгие годы про­живший в Буэнос-Айресе, считал, что Аргентинцев губит словечко «мы». Он писал: «Пока аргентинец говорит от первого лица единственного числа, он че­ловечен, гибок; реален… и в некоторых вещах даже превосходит европейца… Он не скован, и у него большая сво­бода выбора — он тогда более непринужденно идет в ногу со своей историей».

Аргентинца можно признать по приверженности к чаю-мате и жареному мясу, по употреблению — как и в Уругвае — звука «ж», отсутствующего в других вариантах испанского языка, по звательной присказке «че!» (которая является не столько кличкой Эрнесто «Че» Гевары, сколько всеаргентинским приятельским обращением). В отличие от испанца, склонного к восклицанию, возгласу, аргентинец (не на трибунах стадиона конечно, а в жизни) не повышает голоса, он не чужд иронии, в его речи немало подтекста. Кроме этого, вместо «ты» ( tu ), говорят «вы» ( vos ). Говоря об особенностях языка, не обойтись без упоминания лунфардо — жаргона преступников, который появился в Буэнос-Айресе в конце XIX века, а затем подпитался языками эмигрантов, — многие выражения из лунфардо перешли в современную речь. Фраза « Yo , argentino …» («Я— аргентинец») — не горделивое патриотическое высказывание, а что-то вроде «моя хата с краю». « Vos , argentino » («Ну ты, аргентинец!») — совет убраться побыстрее в эту самую «хату».

Именно в своей «хате», наедине с самим собой и своими семейными заботами, аргентинец раскрывается с особой яркостью: «В стране, — где все делается по принуждению или из бахвальства, по душе -занятия вольные…».

Аргентинцы, желая считать себя храбрецами, связывают себя не с этим прошлым (какое бы значение ни придавалось в шко­лах изучению истории), а с такими многозначными нарицательными персонажами, как Гаучо. Разгадка этого безотчетного парадоксального влечения не так уж и сложна. Аргентинец нахо­дит свое подобие в гаучо, а не в военном потому, что мужество, закрепленное устной традицией за первым, не преследует никакой цели и совершенно бесхитростно. Гаучо осмысляется как бунтарь — аргентинец, и этим он отличается от североамериканцев и почти всех европейцев, не хочет иметь ничего общего с Государством. В первую очередь потому, что Государство для него непостижимая абстракция — аргентинец индивид, а не гражданин.

Аргентинское «я» неплохо вылущивается из произведений и высказываний тех — немногих — писателей, которые умеют взглянуть на себя и на свою страну со стороны. Это — ироничный Хулио Кортасар и скорбный Хуан Хельман, конечно же — знаменитый Хорхе Луис Борхес, «безвредный анархист», как он сказал о себе, то есть «человек, которому требуется минимум правительства при максимуме индивидуальности».

“Убери Futbol, asado y manana – и Аргентина не будет существовать”, сказал один русский. Эти три вещи – футбол, мясо и словo “maсana”, которое переводится “ завтра ”, однако означает “никогда”.

С футболом всё ясно и без объяснений: кто в России слышал имя президета Аргентины, и кто не слышал имени Марадонны? Футбол сводит аргентинеца с ума. Хуже всего бывает, если они выигрывают – на улицах тогда творятся полные беспорядки, перекрывается движение. Запрещение дразнить болельщиков тут записано в уставе города, и компании против насилия в футболе тут проводятся наряду с компаниями против наркотиков. Беременную женщину, спрашивая, кого она ждёт, мальчика или девочку, тут же узнают, за какую футбольную команду будет болеть малыш.
Две основных команды – это Ривер и Бока. Если вы случайно оказались в красно-белом свитре, вас наверняка примут за болельщика Ривера, за который большей частью болеет интеллигенция Буэноса. Цвета Боки, из которой появился Марадонна – синий и жёлтый. За неё болеет нищета и скучающая богатая прослойка населения.

Дань увлечениям . Не слишком веселые для аргентинских женщин данные приводит местный журнал. Как показывают итоги проведенного опроса, большинство мужчин в Аргентине предпочитают сексу футбол. Три четверти опрошенных категорически ответили «да» на вопрос, готовы ли они пожертвовать любовными утехами ради того, чтобы посмотреть на стадионе матч любимого футбольного клуба. Лишь один из пяти аргентинцев сделал выбор в пользу любимой женщины. Недаром в Аргентине есть такая поговорка: «Жену можно сменить, а любимый клуб — никогда» .

Аргентина любит поесть . Два первых вопроса, которые задают аргентинецы, — это что ты ел там, и что ты ешь здесь. По данным, самое большое потребление мяса на душу населения как раз в Аргентине. Без сомнений, потребление чистого мяса собаками и кошками тоже самое большое в Аргентине.
По субботам делается асадо – мясо запекается на решётке, поставленной на угли. Делается оно на балконе, на крыше дома, во дворе или парке, на пляже или просто на улице – отработавшие пол-субботы строители и разнорабочие готовят его тут же, используя для розжига строительный мусор.
Всё мясо тут для нас первосортное, плохого не бывает, мыть его не принято, считается, что при готовке микробы итак сами собой уничтожаются. Едят асадо с красным вином, даже самое дешовое вино, по рублю (1$), вам покажется вкуснее дорогого в России. Напиваться аргентинецу ни к чему, без того он кажется слегка подвыпившим, видимо, это такой стиль поведения.

Аргентинецы – любители щедро давать обещания, которые никогда выполнены не будут. Заставляет верить им ещё неискушённого русского их бескорыстие. Обещания даются без просьбы и повода на то, просто от хорошего настроения, желая ободрить вас. Вам обещают что-либо, причём убеждают, это что-либо уже лежит у вас в кармане. Но как только слышите слово “ manana ” (“завтра”), забудте об обещанном навсегда. Живут они сегодня, завтра, как и линия горизонта, в Аргентине не достижимо.

Первое, что бросается в глаза в аргентинцах – это их непосредственность. Где бы он не находился, в офисе, в транспорте или на улице ведёт себя просто, раскованно и делает то , что ему нравится именно в этот момент (разумеется не опускаяясь до непристойностей), совершенно не обращая внимания на окружающих. Вполне обычное явление увидеть здесь женщину «в возрасте» с торчащими в ушах наушниками от плеера припевающую и притопывающую в такт ритма, или солидного сеньора в галстуке, который идёт по людной улице громко и невпопад насвистывая любимую мелодию, ну, а насчёт ноги в офисе на стол положить это уже просто традиция наверное. Никакие предрассудки этикета не остановят аргентинца, чтобы пристально в упор не полюбоваться всеми «рельефными» достоинствами приглянувшейся ему женщины и, естественно, как же тут не присвистнуть и не выразить комплимент их обладательнице.

Будет заблуждением думать, что они просто развязные или бесцеремонные. В том то и парадокс: их непосредственность удивительно гармонирует с тактичностью. Аргентинцы очень учтивые и воспитанные люди! Хотя и здесь есть некоторую странность: мужчина всегда учтиво уступит дорогу женщине, пропустит первой в автобус или в вагон, но вот место в том же самом атобусе или вагоне — почти никогда не уступит, исключение делается только пожилым людям. Воспитанность проявляется в их любезности и доброжелательности. Хотя, вобщем-то, на мой взгляд, быть воспитанным и означает быть доброжелательным к другим…

Когда человек попадает в «магнитное» поле сферы обслуживания он, как известно, сразу превращается либо в клиента, либо в посетителя. К чести аргентинцев, им удается успешно стирать различие между этими двумя понятиями, путём одинаково доброжелательного отношения к обоим. Ну, с клиентами — тут понятное дело: человек тебе деньги платит — значит, соответственно, ему надо угодить, пообхаживать его, поулыбаться, поблагодарить. Даже у нас это иногда случается… А вот как быть с «посетителями», то бишь «оббивающими пороги»? Хотя, по большому счёту — это те же клиенты, только уже государственных учреждений (тоже ведь всё небесплатно!) Вот тут, в отличие от нас, они это понимают и в любом учреждении к Вам отнесутся с улыбкой, вежливо, терпеливо…

Вообще улыбка — это визитная карточка аргентинца . Зачастую она, конечно, просто явно «деланная», причём настолько явно, ну прямо будто она механическая какая-то. Но всё равно тебе это приятно! Конечно же понимаешь, что улыбаются вовсе не от того, что так уж рады тебя видеть, — просто демонстрация доброжелательности, а значит, не собираются тебя ни унизить, ни оскорбить, ни обидеть, что ободряюще воздействует на твоё подсознание, и тогда и сам автоматически начинаешь улыбаться в ответ. Получается прямо-таки философский переход количества в качество: рождается привычка просто хорошо относиться к людям. Интересно, да?

Ну вот теперь, когда я и Вас тоже настроил доброжелательно, можно написать и об отрицательных чертах характера аргентинца . Прежде всего — он большой врун ! Проведите эксперимент, спросите у пятерых аргентинцев как пройти на какую-нибудь заведомо незнакомую улицу (типа «Где Нофелет», помните?) — Вам укажут пять противоположных направлений (хотя известно, что их всего четыре!), проявляя при этом ну просто жажду искренне Вам помочь и конечно же (догадались?) улыбаяясь и расточаяя словестный «понос». Нет, он не мошенник, не кидала, просто слова для аргентинца ничего не значат (хотя с другой стороны это и неплохо…). Причём сами же аргентинцы это признают и постоянно подшучивают над собой. Особое удовольствие наблюдать со стороны их разговоры, когда один усердно врёт с улыбочкой, а другой с неменьшим умилением ему не верит. Или когда кому-либо пятый день подряд звонят из какого-нибудь сервиса, чтобы вежливо и предусмотрительно предупредить: «К сожалению по серьёзным причинам мы и сегодня не смогли закончить, но завтра уж наверняка…», а тот в ответ: » Ну что Вы, нет проблем. все нормально…», ложит трубку и бормочет: «Мошенник, ворюга, сукин сын…» Кстати будет сказать, что вот это вот слово «завтра» (по-испански » MANANA «) — пожалуй самое распространённое и употребляемое, прямо-таки «притча во языцех». «Приходите «маняна» — это значит «больше не приходи, ессли дорожишь своим временем, всё равно без толку». То есть, как Вы уже и догадались, оно заменяет слово «нет». Это просто верх неприличия для аргентинца отказать человеку в чём-либо. Лучше так: «Маняна!». И всё. Умный поймёт. А неумный если и припрётся «маняна» так я его снова на «маняну» пошлю… При чём это повсеместно и в магазинах, и в учреждениях, и на работе… Это было бы смешно, если бы не было так грустно. К примеру, человек, ищущий работу (которому не до шуток) порой попадает в трудное положение, когда ему говорят: «Класс! Именно такого специалиста мы и искали. Приходи «маняна»… И что прикажете делать? Придёшь — посчитают за идиота, не придти — а вдруг и вправду… Хотя, вот, кто его знает, каждый народ имеет свои собственные формы «вежливого отказа», может как раз и не нам судить?

Это только один пример. Кроме «маняны» есть и другие «крылатые фразы» (о формах общения см. «Язык» или «По фене ботаешь?»). Любят аргентинцы также и прихвастнуть, но и, справедливости ради, и прихвалить лишнего. Вот тут уже имеем дело как раз с враньём во благо. «Fantastico», «perfecto», «barbaro», «espectacular», «impresionante» — это лишь капля из моря комплиментов, щедро расточаемых аргентинцами по любому малейшему поводу. Любая мелочь, будь то услуга, покупка или вещь сделанная собственноручно будет обязательно оценена как «lindo», «bonito», «hermoso», (всё это можно перевести как «красиво», «прекрасно»), абсолютно не обращая внимания на её истинные качества. Да что вещи, например на работе, сделаешь какую-нибудь ерунду, в ответ всё-равно услышишь: «Exelente! Muy bien!» (т.е. «великолепно», «очень хорошо»), а сами тихонько всё переделают. Тебя никогда не упрекнут и в случае, если ты «упорол» невероятную ошибку, или даже испортил чего-нибудь. Обязательно реакция будет такова: «Esta bien. No te hagas problema. No te preocupes. No importa» («всё в порядке, не переживай, не важно»). Природу вот этой снисходительности и терпимости конечно же надо искать не только в привычке приврать (тут есть нечто большее), просто так уж у меня получилось.

Так вот, ещё одна черта характера аргентинцев, которая, ну, скажем, не вызывает особой приязни или задевает — это их гипертрофированное самолюбие и себялюбие . Причём на всех уровнях сознания. Начиная с того, что мужчины, например, очень любят похвастаться достоинствами своего тела: мускулатурой, татуировками, волосами на руках и на груди . При этом я имею ввиду именно мужчин, а не трансвестов. Последние, хоть их тоже тут не мало, появились относительно недавно, а вот разделение на «GUAPO» («красавчик») и «VARON» («мужик») здесь ведётся ещё из незапамятных времён безраздельного господства ТАНГО . И вплоть до «высоких патриотических» чувств: для них остальной мир — просто не существует, им, по большому счёту, глубоко наплевать что там творится. Иногда это коробит. Например, 11 сентября, целый день без отрыва слушали радио, возмущались, казалось были всерьёз озабочены вероятностью большой войны, но, буквально, на следующий день главной темой беспокойства уже было поражение клуба «Индепендьенте» в кубке «Меркосур», лишь вскользь поинтересовались, не упало ли там ещё чего-нибудь…

Единственное, что сказал бы в их оправдание, это то, что, по меньшей мере, они опять-таки не лукавят, не притворяются, тем более у них политика и так никогда не была «в хитах», ну а «pasion» (пристрастие), как известно, всегда берёт своё. Кроме того, они умеют жить сегодняшним днём (чему, кстати, Библия учит) и радоваться тому. что есть сегодня, а не что могло было быть вчера или может быть будет завтра.

Я подсчитал. По «красным датам» аргентинцы нас «обскакали» — у них на две больше. Аргентинский календарь так же как и наш пестрит всевозможными «Днями». Большинство из них, таких как День учителя, День Рыбака, День Медика и т.п. совпадают с нашими, но я расскажу только о тех, которых у нас либо нет, либо они празднуются иначе. Например, кроме Дня Матери (21 октября) есть у них и День Папы (17 июня), а также День Дедушки (20 августа), День Бабушки (12 ноября), даже День Тёти (3 сентября) и День Крёсных (16 апреля); 30 Апреля — День Супругов и заканчивает эту серию «родственных» праздников День Соседа (11 июня), т.е. ровно на неделю раньше Дня Папы (Гмм!).

В этой цепочке явно не хватает дней сыновей и дочерей. Но ничего. Здесь это компенсируется другими праздниками. У них не только много всяких чисто детских праздников, но и празднуют их они сами. Взять хотя бы День рождения . Здесь вообще не принято на день рождения ребёнка приглашать взрослых. Ну, дедушка с бабушкой не всчёт — они сами прийдут. Более того, ребёнок сам приглашет гостей, как правило это однокласники или одногруппники. Обычно родители нанимают специальный салон, которых здесь «кишит». Салоны бывают разные по ценам и предоставляемым услугам. Минимальный комплект: игровой зал, где дети могут «побеситься» 2-3 часа, ведущий или клоун, который проведёт с ними какие-нибудь игры и церемонии, напитки, сандвичи, конечно же праздничный торт, кроме того каждому на память по шарику и безделушке. Обычно такой день рождения обходится родителям порядка от 200 песо и выше, без учёта транспортных расходов. Кто может себе позволить потратить больше, нанимает салон «покруче» с плавательными бассейнами, кегельбарами, даже с катком на искуственном льду. Некоторые родители увозят гостей за город, на свою или нанятую дачу, ранчо, спортивный клуб и т.п. Кто не в состоянии или не хочет снимать никакой салон может тоже самое устроить и у себя дома, особенно если рядом есть парк или просто даже место где гости могут поиграть и покататься на принесённых с собой своих скейтах, роликах и велосипедах. Вообще дети с одинаковым удовольствием ходят на дни рождения, где бы оно не проходило.

«Детки» по-старше свои дни рождения организовывают уже сами. Родители их только финансируют. Хотя сценарий в какой-то мере тот же, разница заключается лишь в месте проведения. Как правило — это boliche (дискотека, вечеринка), где можно «поскакать», «потискаться». Уровень «крутизны» тоже не так уж и важен.

О днях рождения взрослых писать смысла нет — просто уж много вариантов. Однако на работе «виновник торжества», так же как и у нас, «отметиться» обязан, с той лишь разницей, что «могорыч» другой. Это может быть торт, сандвичи, masas (маленькие пирожные) или factura (набор разных кондитерских изделий). И запивается всё это Кокой, Фантой, Спрайтом или кофе. Непродолжительная беседа (время-то рабочее), причём не обязательно её тема будет касаться причины «по которой мы тут собрались». О «виновнике торжества» разумееется вспомнят, спросят сколько исполнилось и т.п. После того как еда заканчивается, все дружно поют песенку «Que lo cumplas feliz!» на мотив «Happy birthday to you», а также «Porque eres un buen companero», каждый обнимает и поздравляет «виновника» с короткими пожеланиями, ему вручается подарок, который он тут же должен надеть на себя, все аплодируют и праздник заканчивается.

Вообще Новый Год является одним из главных праздников. Сам момент появления на свет Нового года мало кто фиксирует. Отсутствует и традиционный в нашей стране (извиняюсь, «странах») набор новогодних телепередач, который задолго настраивает нас на праздничный лад. Новогодний стол вобщем-то ничем особо не отличается от обычного, за исключением обилия напитков, пива, сидры (шипучки) и вина. Незадолго до 12 ночи чачинается салютование во всех концах города, которое достигает своего апогея к 00.30 и потихоньку затихает лишь к утру. Заснуть в Новогоднюю ночь до 4-5 утра практически невозможно, т.к. весь город «гудит» и танцует.

Деда Мороза в Аргентине тоже нет. Тут его заменяет Papa Noel, внешний вид и функции которого аналогичны. Разница лишь в том, что подарки он приносит не на Новый Год, а на Рождество (25 декабря), которое, как мне кажется, почитается больше, чем у нас. Вернее, я бы сказал, что наш Новый год аргентинцы как бы «распределили» между двумя этими праздниками. Накануне Рождества принято обмениваться подарками. Незадолго до этого на работе кидается жребий: каждый вытягивает записочку с именем коллеги, которому он сделает подарок. 24 декабря все стараются придти пораньше, чтобы положить его под ёлочку, которая кстати повсюду устанавливается в строго определённый день — Dia de Аrbolito (день рождественского Деревца). В этот день работа на фирме носит почти условный характер. Основная часть персонала занята оформлением и отправкой открыток и подарков клиентам, дистрибютерам и партнёрам фирмы — кто ж упустит такой момент для рекламы. Даже хозяйка кафе, которое снабжает обедами большую чать работников фирмы, приносит большой сладкий пирог и сидру. После обеда, который в этот день все обычно проводят за одним столом, начинается торжественное вскрытие подарков с фотографированием и хохмами, после чего все уходят на всеобщий brindis (сабантуй).

Рождество считается чисто семейным праздником. Как правило на Noche Buena (Рождественская Ночь или Кутя по-нашему) собираются близкие родственники и близкие друзья. Обязательными атрибутами праздника являются pan dulce (сладкий хлеб, пирог), turron (сладкая плитка из орехов с мёдом, типа казинаки) и sidra (сладкое лёгкое шипучее вино). Все приглашённые приносят это с собой вместе с подарками. Празднование Рождества — это просто мирная дружественная беседа с попиванием сидры и покушиванием пирожков и сладостей. Хотя для молодёжи различия между Новым Годом и Рождеством практически не существует — лишний повод потусоваться на boliche. В полночь Papa Noel приносит детям долгожданные подарки. Когда они удовлетворившие свои эмоции и уставшие от веселья начинают проситься баиньки — все потихоньку начинают расходиться.

Кроме Папы Ноэля на Рождество и Гномика на день рождения подарки детям носят ещё и волхвы. Есть такой праздник Reyes Magos (Волхвы). Отмечается он 6 января свято и нерушимо. Именно в этот день, согласно Библии, пришли волхвы с Востока чтобы поклониться Младенцу и принесли дары… С вечера все аргентинские дети ставят у дверей чашку или блюдце с водой и кладут немножко сухой травы (чтоб верблюды, на которых будут ночью проезжать волхвы, останавливались у их порога попить и покушать, а волхвы за это оставят им подарок).

Dia del Nino (5 августа) — День ребёнка. Не подарить ребёнку что-нибудь в этот день — это просто «криминал». Учителя угощают своих подопечных сладостями или даже дарят каждому какую-нибудь мелочь, типа ручки, карандаша или просто открытки. В школах устраиваются торжества с играми, театрализованными представлениями и конкурсами.

День Друга (20 июля) — тоже удобный повод для подарков. На этот раз дети уже сами просто обмениваются ими друг с другом в знак дружбы.

Очень интересный, красивый и приятный обычай или праздник — Golosina por un Beso (Сладость за Поцелуйчик). Празднуется или точнее проводится он в течение первой недели сентября. Т.е., в течение всей недели ты можешь дарить понравившимся тебе женщинам шоколадки, конфетки, пирожное и т.п., а они в ответ обязаны (!) поцеловать тебя (правда в щёку, но это детали).

Кстати, раз уж зашла речь о поцелуях, то как же не рассказать о самой яркой, самой главной традиции, с которой буквально «сталкиваешься с первых минут на аргентинской земле — это целоваться при встрече . Ну не в прямом смысле (вернее не совсем прямом), но так. Не зависимо от пола, возраста и, так сказать, отношений (Гм!) при встрече вместе с рукопожатием (а то и вместо такового) принято прижаться друг другу щекой к щеке и громко громко чмокнуть губами. Не будет также большого греха, если слегка чмокнете и в щёку — никаких «побочных» мыслей ни у кого не возникнет, всё нормально, просто продемонстрировали чуть-чуть больше приязни, вот и всё. Целуются при встрече все без исключения! Представьте себе, группа молодых ребят спортивного сложения встречается на улице с такой же группой друзей или знакомых и каждый с каждым, слегка придерживая правой рукой левое плечо товарища громко с ним «чмокается». Никто даже не обратит малейшего внимания, тем более не «шарахнется». Это нормально, так принято.

В силу сложившейся истории, все государство, а точнее — власть, практически сосредоточено в столице . И таким образом провинции, особенно далекие, живут, в основном, по собственным неписаным законам и традициям. Можно, например, сказать, что государственные налоги стали собираться в Аргентине совсем недавно, и то, многие умудряются их не платить и в тюрьму никто не попадает. А Вы попробуйте не заплатить государственных налогов где-нибудь в Европе или в Штатах? Что с Вами будет …?! Сначала может показаться, что власть очень уважается аргентинцами, и можно подумать, что некоторые просто боятся столкнуться с представителями власти. Как оказалось в последствии, это только первое впечатление. Волна массовых беспорядков, прокатившаяся по стране на стыке 2001 и 2002 годов (что неоднократно наблюдалось в прошлом), меняет представления о законопослушности аргентинцев. Впрочем, и тогда почти все политические изменения и т.п. происходили в столице и не имеют серьезного влияния на далекие провинции. Да и в столице далеко не все участвовали в народных волнениях. Таким образом, в Аргентине можно жить совершенно свободно . Никто не вправе вмешиваться в твои дела и в твою жизнь. Живи, как хочешь! Т.е. над Вами не висит меч власти и связанных с ней обязательств. Это многих притягивает! Тем не менее, эта свобода похожа на нашу российскую, когда каждый делает то, что хочет, законы не действуют, и порядка не существует. Разница только в том, что в России это можно назвать беспределом, а здесь — свободой! Если Вы любите порядок и законность во всем, то здесь придется перестраиваться!

Таким образом существует большая дистанция власти от населения.

Движение в аргентинских городах сумбурное . То есть, конечно, аргентинцы слышали что-то о дорожных правилах, но никогда не применяют их на практике. И хотя везде установлены строгие знаки, на них никто не обращает внимания. ГАИ как таковое вообще отсутствует, что несомненно порадует любого русского. Вообще аргентинцы любят скорость не меньше наших сограждан. Автомобили по улицам носятся как угорелые, резко стартуя на светофоре, чтобы, расталкивая друг друга боками, резко затормозить на следующем — через 150 метров . Война на Мальвинах — детский лепет. Ежегодно в автомобильный катастрофах в Аргентине гибнет более 10 тысяч человек. Первое место в мире. А что делать если водитель пол квартала едет с повернутой назад головой, смотря на девушку .

Обсудить на форуме

 
Комментарии к записи Аргентина — Национальная психология и поведение отключены

Опубликовал на 20.04.2011 в Аргентина, Информация о стране

 

Метки: ,